В бою казаки потеряли четырех человек. Но у многих были тяжелый раны и увечья. Когда кто-то терял сознание и не мог держаться в седле, делали остановку. Лагерь мгновенно превращался в лазарет, где занятие находилось каждому. Работали слаженно и умело. И те, кто оперировал, и те, кто держал раненого, и те, кто непрерывно читал молитвы. После операции казаки до утра не давали раненому спать и, как только он начинал задремывать, били в бубен и плясали.
Раны заживали плохо, требовался покой, а вместо этого скачка, через овраги, завалы, мелкие речушки.
Сотник Бекетов был вне себя от ярости, порой даже отчетливо слышался скрип зубов. Он проклинал этих упрямых инородцев, что не повиновались ему, сотнику, и себя за то, что не уберег струги и имущество. Брошены ружья во время бегства, нет инструментов, чтобы построить самую завалящую избушку, а морозы по ночам уже дают знать. Впереди устье реки Татуры. Далее, через реку, им хода нет. В ледяную воду кони не пойдут, а люди тем паче перемерзнут, это верная смерть.
Сейчас, остыв после схватки и реально оценивая те переплетения судьбы, в которые попал сам и втянул служилых, он не видел выхода. Надежды были лишь на божественное провидение, что не оставит и теперь удачливого сотника.
Вот и река Татура. Осенние дожди подняли русло, лишив казаков последней надежды обнаружить брод. Лента реки надежно отрезала верховых от всего мира. Накрапывал холодный осенний дождь, руки ломило от холода, но провидение действительно и на этот раз не оставило счастливчика. В кедровом бору, что казаки обнаружили неподалеку, стояло ладно срубленное зимовье. Это было спасение. Избушку, видимо, поставили промышленные, и не далее прошлого года. Рассчитанная точно на промысловую ватагу, она представляла надежное убежище от морозов и лихих людей.
Закололи жеребца, нашелушили кедровых орехов, собрали обильной ныне брусники, и несколько дней казаки набирались сил. Многие даже склонны были остаться здесь зимовать, но это не входило в планы Бекетова. Как только люди окрепли, он тут же велел вязать плоты.
Лес брали у реки в завалах, что скопился по берегам и ждал очередного весеннего половодья, чтобы быть унесенным далее по речным ленским просторам. А на ремни пустили шкуры забитых коней. Благо, в зимовье обнаружили немного соли, что позволило отварить и насолить впрок мяса.
Вся эта череда счастливых обстоятельств сложилась в единую цепочку так естественно, что даже никого не удивляла, а воспринималась казаками как должное и подготовленное ранее. В жизни первопроходцев многое нельзя предвидеть, а обстоятельства меняются непрерывно, как картинки в калейдоскопе, и далеко не все радостны и беззаботны. Поэтому надежда на «авось» и провидение вполне были нормальны и обычны для того времени.
6
Когда промысловый человек из России Пантелей Демидович Пенда в 1620–1623 годах, с отрядом в 40 человек покручеников, собранных из разных мест, совершил свой удивительный ход, пройдя реками Нижняя Тунгуска, Лена, Ангара и Енисеем вернувшись обратно в Туруханск, мангазейский промысловый люд и ясачные служилые уже прочно обосновались по рекам Нижняя Тунгуска, Вилюй и верхняя Лена.
Первый известный поход на Лену как раз и шел по Нижней Тунгуске до ее верховий. Здесь был волок на речку Чечую, что впадает в Лену-реку. Волок так и назвали – Чечуйским. Для мангазейцев и туруханцев он был основной дорогой в глубь Ленской земли. Чуть позже был разведан и другой волок. С Нижней Тунгуски уходили по небольшой речке Романихе, а далее волоком перебирались на реку Чона, и по ней сплавом до реки Вилюй. Эта бескрайняя вотчина долгое время, а точнее, до становления Енисейского острога была в полном распоряжении Мангазейского острога и Туруханского зимовья.
Но времена меняются. Енисейский острог приобретал силу, роль его с каждым годом росла, а звезда Мангазейского острога стремительно опускалась к закату. Некогда златокипящая государева вотчина, именно так титуловали Мангазею, теряла свою славу и силу, сохраняя еще титулы и безграничную самоуверенность. А вот Енисейский острог благодаря Маковскому волоку становился центром формирования промысловых ватаг и отрядов служилых, что шли далее на восток. Енисейские атаманы все активнее столбили места в Забайкалье, на Лене-реке и ее притоках, ставя зимовья и остроги, заявляя о них государю и оставляя в них своих приказчиков и годовалых служилых людей.
До тысячи промысловых людишек ежегодно проведывали Ленскую дремучую тайгу. За сезон от трех до десяти сороков соболей доставалось удачливому покрученику, а самому промысловому в десятки раз больше. Такого изобилия соболя мало кто видывал.
Не сидели енисейские приказчики без дела: попробуй слови всю эту лихую братию, да еще и к уплате принуди. Волен промысловый, где платить, а у себя в Мангазее куда сподручнее. Воеводу своего ублажишь, да и сам, может, что сэкономишь.
Ясачные служилые казаки тоже сошлись стенка на стенку. Зверя в тайге много, а значит, и инородцы густо живут. Бывало, до пятнадцати соболей брали ясаку с охотника. Вот и рассуди, коль тяжко пришлось инородцу в оба острога ясак давать.
Тунгусы по Восточной Сибири были всюду. Этот народ, живя отдельными семьями, занимался охотой и рыбалкой. Они были везде, где есть зверь. Безропотно платили ясак всякому, кто больше числом или сильнее. А при тяготах или опасности уходили на новые места. Лишь в редких случаях складывались племенные объединения тунгусов, что сразу приводило к столкновениям и конфликтам.
Историческая справка. Среди различных коренных народов Сибири, Дальнего Востока и Забайкалья наиболее представительной этнической общностью являются эвенки (самоназвание «орочон» – оленьи люди). С точки зрения физической антропологии они относятся к байкальскому варианту континентальной, большой монголоидной расы. Эвенкийский язык относится к северной ветви тунгусо-маньчжурской языковой семьи. В русских исторических источниках XVII века эвенков обычно именовали тунгусами, а этноним «эвенки» стал официально использоваться в качестве общепринятого лишь с начала 1930-х годов ХХ века. По мнению многих исследователей, среди других коренных народов Северной Азии тунгусы занимают особое место, и прежде всего в силу того, что при общей численности около 30 000 человек традиционная зона их расселения занимает обширную территорию, простирающуюся от левобережья Енисея на западе, Охотского моря и Заполярной тундры на севере и до бассейна реки Амур на востоке. Быстрому распространению тунгусов по территории Северной Азии способствовало то, что тунгусские племена к тому времени освоили оленеводство и езду верхом. Уже к XII веку благодаря оленеводству тунгусы освоили огромные территории. Миграция привела к тому, что южные тунгусы, обогнув Байкал, вышли в Приангарье, а северные направились в сторону Верхоянского хребта. Одним из основных направлений тунгусской миграции стал север Забайкалья и территория современной Якутии, где эвенки расселились по долинам Вилюя, прилегающей части рек Лены и Алдана. Таким образом, к приходу русских первопроходцев в XVII веке на севере тунгусы граничили с якутами, проживающими в нижнем течении Вилюя, Амги и Алдана; на юге – с бурятами, заселившими районы южного Прибайкалья и Забайкалья. Ко времени русской колонизации Восточной Сибири эвенки севера Забайкалья вели мобильный образ жизни охотников и оленеводов. Причем именно охота была преимущественным видом хозяйственной деятельности (лось, кабарга, изюбрь, медведь, пушной зверь), в то время как оленеводство играло второстепенную роль. Существовало несколько способов охоты – гоном с собакой, с помощью оленя-манщика и др. Орудиями охоты служили лук и стрелы. Оленеводство в основном имело транспортное направление; различались так называемый эвенкийский тип с использованием вьючных оленей и орочонский тип с использованием верховых оленей. Рыболовство, как и собирательство, было распространено довольно широко, однако носило скорее вспомогательный характер. Ловили рыбу сетями, ставили запоры, кололи острогой. Главным средством передвижения служил олень с верховым или вьючным седлом. По рекам плавали на лодках-берестянках, долбленках, плоскодонках. Зимой ходили на лыжах, подбитых камусом, или голицах. Жили обычно в шестовых чумах, летом крытых берестой, зимой – оленьими шкурами.