От их перепалки поднялась и Оксана. Закутавшись в огромную шаль, она слушала мужчин, сидя на краю лавки. Было ясно, что тема мужского разговора ее сильно волнует. В красивой женской головке в эти минуты прокрутилось столько переживаний, столько страдания, что ни одному трагику описать не под силу.

3

В канцелярских бумагах тюменского дьяка казачий десятник Бряга не значился. По совету того же дьяка, взяв у него список, Тимофей отправился по служилым людям, что состояли по старости на государевом содержании. Вернее, мало кто по старости, все больше покалеченные да кривые, по ненадобности освобожденные от службы.

Тимофей к этому времени преобразился. Давно забросил в угол самаркандские одежды, по выбору Оксаны приобрел русский кафтан с шароварами и выглядел этаким молодцем, сыном боярским.

Весь день Тимофей провел в городе. Обошел по списку почти всех, и все безрезультатно. Уже к вечеру, уставший, он постучался к Ивану Заболотному. Тот встретил его приветливо.

– Проходи в избу, гость желанный. Давно тебя поджидаю.

– С чего поджидаете? Я вроде бы без приглашения! – удивился Тимофей.

Хозяин с гостем прошли в горницу. Там хозяйка и девочка-подросток расторопно накрывали стол. Тимофей, не забыв перекреститься на образа, оглядел избу. Рубленная не так давно, еще не почерневшая, выглядела опрятно. И, хоть размерами была невелика, чувствовалось, что в доме некий достаток имеется.

– Забавный ты, паря! Целый день по городищу бродишь, и невдомек, что слух-то вперед человека бежит. С полудня тебя поджидаю, – повторил хозяин, усаживая гостя на лавку.

– А что же не послали за мной! – удивился Тимофей.

– Вот и говорю, что ты, паря, странный, – улыбнулся Иван. – Судьбу негоже торопить, то тебе не кошка, чтобы за хвост тащить. Тебя кто уму-разуму учит, не тот ли нехристь, что послом к нам прибыл?

– Он и учит, – засмеялся Тимофей, – а еще Оксана, она мне… женкой приходится.

– Бабу слушать того хуже, – пробурчал Иван и добавил: – Прошу гостя за стол, отведай наш хлеб-соль.

Вечеряли молча. Тимофей уже пообвык к местными обычаям и не торопил хозяина с вопросами. Только за чашкой чая Иван спросил:

– А ты, Тимофей, чьих будешь, и что у тебя за нужда, коль Матвея Брягу разыскиваешь?

Тимофей, наверно, первый раз в жизни отвечал на столь прямой вопрос, причем с удовольствием. Иван слушал внимательно, не перебивая, а когда Тимофей закончил, произнес:

– Хорошее дело задумал, паря. Негоже человеку жить, не ведая, кто твой родитель и где схоронен. То, что веру нашу православную сохранил, хвалю! Господь Бог сию твердость учтет и не оставит в трудную минуту. Так и быть, все что знаю про твою нужду, расскажу. В Сибирь я пришел годов десять назад, и знать твоего батю не мог, а вот с десятником Матвеем Брягой судьба свела крепко. Родом я из терских казаков. Еще мой дед ушел на службу к московскому царю Ивану. С тех пор и служим Руси-матушке. Молодым казаком пришел в Сибирь, верстался в служилые и попал под начало десятника Бряги. С ним бок о бок и прошла моя служба. В одном бою нас покалечило, два года как минуло. Сопровождали обоз с хлебом, что с Томска был послан в Кузнецк. С первого дня насели киргизы и все норовили отбить хоть одну телегу. На пятый день пути к ним подошли татары кузнецкие, а может, абинские, я толком не ведаю, и, знамо дело, обнаглели, налетели на нас всей ордой. Я тебе вот что скажу: не стоек в бою татарин. Малым числом мы тогда встали супротив них. Знаем, что лучше в бою сгинуть, чем к ним попасть, там смерть будет тяжелой и поганой. Ты никогда не видел, как, к примеру, медведь оставляет в покое волчицу, что защищает своих волчат? Знает косолапый, что та не отступит, жалко ему свою шкуру, много лохмотьев на ней останется. Так и татарин знает, что дюже много народу положим, прежде чем сами мертвыми ляжем. Знатно тогда бились, с ног до головы были в кровище. Взвыли киргизы с татарами, то у них как сигнал к отходу, и ушли в степь. Но нам с десятником тогда не повезло. Мне в руку стрела угодила, рана позже гноем пошла, почернела, и пришлось руку долой рубить. А под Брягой коня копьем убили, тот завалился на спину и десятнику всю ногу изломал. Кости срослись так, что нога только вместо костыля и годится. В отписке Томский воевода сообщил, что бились явственно, и нам от государя выплатили по десять рублей, да содержание пожизненное назначили. Потом так сложилось, что Матвей Бряга в Кузнецке обосновался, а я вот в Тюмени. Это все, что я знаю. Не любил Матвей рассказывать о себе. Была у него тайна, которой он ни с кем не делился. Может, тебе поведает, ведь много годов прошло.

4

Турай-ад-Дин пребывал в страшном унынии. Крещенские морозы миновали, и бухарские купцы не сегодня завтра отбывают домой. Пойдут вместе с русской дружиной, что посылается воевать калмыков и заставить тех откочевать в самые дальние степи или дать шерть на верность русскому царю. Все так хорошо сложилось, а Тимофей заявил, что они направляются в город Новокузнецк, а далее видно будет. Имам долго уговаривал Оксану убедить Тимофея, но та вела себя крайне странно, в конце концов расплакалась и сознания лишилась. Турай-ад-Дину пришлось применить все свои знания, чтобы привести ее в чувства.

Все шло кувырком помимо воли Аллаха, и виной тому русская земля, что делает человека непредсказуемым, а его поведение нелогичным. Еще в святочные дни он убедился в этом, тогда всему населению города шайтан помутил рассудок.

Состояние Оксаны у старого восточного лекаря беспокойство не вызвало. Эта молодая женщина обладала отменным здоровьем. После непродолжительных наблюдений он без труда убедился, что в женском чреве зародилась новая жизнь. Данная новость подняла его настроение, и он решил этим воспользоваться незамедлительно. Выждав подходящий момент, он сообщил об этом Тимофею.

– О лучезарный Тимур ибн Абдельшах! – воскликнул он и упал на колени. – Счастье пришло к нам в дом!

Тимофей несколько растерялся и даже забеспокоился.

– Ты меня пугаешь, Турай-ад-Дин! Неужели сибирский мороз так скверно влияет на твою голову? Сию минуту снимай чалму и носи казачью папаху или в крайнем случае – татарский треух.

– Благословен тот день, когда Аллах послал тебе красавицу Оксану, – продолжал свое имам. – Я спешу сообщить, мой господин, что ты скоро станешь отцом, это великая радость для всего твоего рода. Вы должны возвращаться в Самарканд, чтобы достойно произошло это таинство, и ребенок появился на свет здоровым, в безопасности и неге.

То, что услышал Тимофей, произвело на него двойственное впечатление. Возможность рождения ребенка от Оксаны не была для него неожиданностью. Это был желанный ребенок, а сомневаться в здоровье Оксаны, тем более в своем, оснований не было. Единственное неудобство в том, что вновь появившиеся обстоятельства требовали изменений в его дальнейших планах. А это в первую очередь расставание с Оксаной. Тяготы и опасности путешествия – не самые подходящие условия для беременной женщины.

«Здесь есть одна странность, – подумал Тимофей. – Почему об этом мне сообщает имам, а не Оксана? В последнее время она ведет себя странно».

Тимофей решил срочно поговорить с Оксаной. Накинул полушубок, папаху и выскочил во двор. Стоял чудесный морозный день. Тихо, солнце, искрящийся под его лучами снег – все радовало. Оксана прогуливалась во дворе. Дворовой пес крутился возле нее, отчаянно накручивая хвостом. При виде Оксаны у Тимофея защемило в груди. В жизни ему еще не доводилось испытывать подобное. То была тоска о предстоящем расставании с любимым человеком, и эта тоска теперь будет мучить постоянно. Оксана увидела Тимофея и с грустной улыбкой подошла к нему. Тимофей нежно обнял Оксану и поцеловал в губы. Капельки воды от инея с его усов остались на ее лице, он нежно их вытер и поцеловал еще раз, но более осторожно.

– Нам предстоит разлука, ты больше не можешь сопровождать меня, – грустно произнес Тимофей. – Придется тебе возвратиться в Самарканд, а я вернусь, как только закончу дела.